|
|
Карельский свадебный обряд
«Naija ku rodiekseh» = «Жениться, что родиться»
(Карельский свадебный обряд)
Сегодня мы возвращаемся к своим истокам, своим корням. Очень хочется знать, как проходили основные события в жизни карел и самое значительное из них – свадьба.
Карельский свадебный обряд – явление яркое, самобытное, многогранное. Достаточно сказать, что в дореволюционной России изучением карельской свадьбы занимались в той или иной степени очень многие исследователи, любители фольклора, государственные мужи, начиная с Г. Р. Державина, который оставил описание элементов свадебного обряда карел в путевом дневнике «Подённая записка». Имеется свыше 120 полных описаний карельской свадьбы и, как видно по источникам, в проведении карельской свадьбы много своеобразного, оригинального, такого, что можно найти только у карел. Авторы этой работы опирались на имеющиеся источники (монографии, исследования, путевые очерки, этнографические и исторические материалы), а также на сохранившиеся воспоминания старшего поколения (своих родственников, знакомых, воспоминания и рассказы их прародителей – карелов-ливвиков).
В Карелии свадьбы проводили чаще всего осенью, до Филиппова поста (Rastavanpühä) или же зимою, после Рождества (jälles Rastavua). Не случайно, выбиралось для свадьбы именно такое время: во-первых, оно было более свободное от работ, и, во-вторых, более богатое, «сытое», что тоже немаловажно.
Свадьбы, свадьбы
Все мы свадьбам рады…
Smiettižin vai, kuldoi, tulet,
Virstan vastah viiputtažin,
Varustažin sanat sulat…
Smiettižin vai, kuldoi tulet.
Tiedäžin vai, kus sa astut,
Jallantiehüön pühkildäžin,
Kuivailižin vilun kastian…
Tiedäžin vai, kus sa astut.
Smiettižin vai, kuldoi, tulet,
Päivüöt ruskiat virittäžin
Kuudamužen sijah kulun…
Smiettižin vai, kuldoi, tulet.
(Brendojev V.)
Жизнь молодежи в добрачный период – тема обширная и разносторонняя. Карельская девушка с детства начинала готовиться к своей свадьбе – припасать приданое, большую часть которого составляла одежда. А главным богатством девушки, что очень высоко ценилось в деревнях, было ее трудолюбие и мастерство. В крестьянской семье детей, как правило, рано приучали к труду. Особенно много домашних работ доставалось на долю дочерей. Они должны были нянчить младших братьев и сестер, учиться стряпать, прясть, ткать, шить, ухаживать за скотом, работать на подсеках и т. д. Одной из важнейших забот девушки – как можно быстрее выйти замуж, о чем свидетельствует карельская пословица: «Vesillä venosen mieli, tytön mieli mieholah» = «Лодке хочется на воду, девушке – в замужество».
Положение сыновей в семье было несколько иным. Парню, намеривавшемуся жениться, предъявлялись определенные требования, относящиеся главным образом к его деловым качествам, требования, которые были проверкой его физической зрелости и трудовых навыков.
Знакомилась молодежь на бесёдах, вечеринках, игрищах, праздниках деревень. Девушки начинали ходить на вечеринки с 14–15 лет.
Карельские праздники делились на несколько основных циклов. Первый приходился на период Святок (Sünnünmuanaigu on rastavas da vieristässäh = Время святок от Рождества до Крещения); второй приурочивался к летнему Иванову дню; к третьему же циклу относились общественные пиры Ильина дня либо (кое-где) Миколиных дней.
Особый интерес представляет обычай праздничной взаимной гостьбы девушек у своих родственников перед праздниками.
Zor’ku kezäehtäžen –
Tuori neidoi ujo.
Sa ku ainos kehtuažit
Nenga pidiä mujuu.
Atkal minuu ečikkäh
Sudre vuozikaužii.
Laidažii müö mečikkö
Linnun pajoi täüzi.
Väzündügi vähenöü
Mečikköžeh mendüü.
Kuldoi tulou, lähenöü…
Süväin siivil lendäü.
Kukkuu kägöi loittoine,
Lugou mečäs puuloi…
Hierus heleü soittoine
Huondeksessah kuuluu.
(Brendojev V.)
Девушка отправлялась в «ad`voh» – гости – за неделю, а то и за две недели до праздника. В зимние праздники гостьба длилась от двух до шести недель. «Gostis on kolme üödü, ad'vos kolme nedalii» = «В гостях три ночи, в адьво – три недели». На праздниках и проходили активные формы знакомства и сближения молодежи.
Для девушек большое значение имел вопрос: будут ли они пользоваться на игрищах вниманием парней.
Löüdiät soitto hobjuiäni,
Löüdiät helüt helevät.
Sinul paikku – kiärböisieni,
Pluat’as svetat elävät.
Unet kaimuau sinun periä,
Ken on muata muagari.
Kunne tullet, sinä keriät
Brihua suuren luagerin.
Sinun mökki järveh ezin
Vahnani da luhištui.
Sa ku piäsköi tuoju kezän,
Silmät ozua muhištah.
Hierun moni kieli libei
Houkutteliš omakse…
Minun ihalmo dai kibei,
Mikse kazvoit čomakse?
(Brendojev V.)
Девушка, которую парни наперебой приглашали на все игры, танцы считалась у карел «lemmikäs» – «славутной (красивой, обаятельной). Если же парни обходили вниманием, говорили, что у девушки упала (lembi sordui) – «лемби». В понятие «lembi» народ вкладывал широкий круг представлений: о физической и духовной красоте, нравственности, девичьей чести, достоинстве, «славутности», привлекательности, о будущем счастье. Считалось, что каждая девушка имела свое «лемби», утрата которой грозила ей большим несчастьем – она теряла возможность выйти замуж. Поэтому забота о «лемби», о ее сохранении и укреплении занимала видное место в жизни карельских девушек.
Существовал обряд укрепления «лемби» – это своеобразная обрядовая баня, к которой прибегали очень часто. Баню готовили особо: дрова должны были обладать магической силой, вода – грозовой, родниковой или речной, веник нужен был особый – из 27 веток, собранный с 27 берез. Парились им в бане, а затем подкидывали на крышу бани. Накануне Иванова дня мыло для бани прятали в муравейник, потому что верили в магическую силу муравьиного яда. Мать или бабушка парили девушку веником, приговаривая:
Se gu vai kudžoit Как муравьи в муравейнике
mättähäs kizatah, anna играют, так же парни (пусть)
kai brihat sinuu ymbäri вокруг тебя гуляют
(kizuamas) (заигрывают)
Свято верили в то, что если удастся поднять «лемби», девушка обязательно выйдет замуж. И, действительно, девушка, прошедшая такой обряд, чувствовала себя увереннее, смотрела на мир веселее, чем и привлекала взгляды парней.
У карел известны две основные формы заключения брака – уводом и по сватовству. Первая форма заключения брака – уводом – получила название – «на кончике платка». Если по какой-то причине родители и родня не соглашались на брак двух влюбленных, парень публично на празднике протягивал девушке шейный или носовой платок и говорил: «Если ровней себе сочтешь, берись!» Девушка бралась за платок и считалось, что они поженились без свадьбы, без приданого.
Вторая форма заключения брака – по сватовству – считалась более законной, а брак – общепризнанным. Брак по сватовству заключался с исполнением свадебных ритуалов, магических обрядов, основной целью которых являлась необходимость обеспечить благополучие, материальный достаток новой семьи, чадородие.
Одним из условий сватовства у карел считалось не только знакомство парня с девушкой, но и наличие их обоюдного согласия вступить в брак. (У карел были редки случаи насильственной выдачи замуж).
Azu moine čuudo:
Konzu kodih lähten,
Viritä sa kuudam,
Viritä sa tähtet.
Kuldoi, anna troppu
Millo hüvin nägüü,
Anna tuuli koppuau,
Vedäü müömägeh.
Kerdaine vai ukkua,
Suata hierun kujoh,
Jälles ukset lukkua,
Vaiku lukkua lujah.
Ukkavoine huulil
Mille kodvan tunduu…
Anna ulvou tuuli,
Anna kandau lundu…
(Brendojev V.)
Парень объявлял своей избраннице о намерении жениться на ней. Девушка обычно принимала предложение и приглашала прийти сватать, даже если была уверена, что замуж за этого парня не пойдет. Такой обычай объяснялся тем, что каждое сватовство, от какого бы жениха оно не исходило, шло на пользу девушке, так как повышало ее «лемби». Этот коварный прием девушек был парням хорошо известен и ответной мерой против их коварства, чтобы обезопасить себя от незаслуженного позора, парень требовал от нее какого-нибудь вещественного подтверждения обещания – предмет ее одежды (платок, сарафан). Факт получения залога от девушки считался у карел одним из важных условий для начала официальных переговоров о браке.
Парень, получивший согласие от девушки, обращался к родителям с просьбой разрешить ему жениться, что было выражением почтительности к родителям. «Blahoslovi, tuatto, naimah, sulhažikse lähten» = «Благослови, отец, жениться, свататься пойду».
Если кто-то из родителей не давал своего благословения, сын кланялся им в ноги до тех пор, пока не получал разрешения на женитьбу, так как без согласия родителей он не мог привести в дом жену. Немаловажное значение играло и согласие родственников. Первый акт в цикле официального сватовства – совет родственников в доме будущего жениха, который обсуждал личные качества невесты, имущественное положение ее семьи. Решение совета родственников считалось для жениха и его родителей обязательным. И, если парень действительно любил девушку, был уверен во взаимности ее чувств, то он проявлял настойчивость, добивался согласия на брак. Благословение давало юридическое право выступать в качестве официального представления своего рода, семьи. Вместе с тем, благословение означало, что семья и род жениха берут все заботы и расходы на сватовство и свадьбу.
Сваты выбирались на семейном совете. Число сватов не было строго определенным:
5–6 человек, могло быть и меньшим (2–3 человека), и больше (10 и более). Жених принимал участие в сватовстве, хотя могли обходиться и без него. Первым сватом назначался тот
из родственников, который умел колдовать – «tiedoiniekku» – «патьвашка». У карел бытовали представления о том, что человек в самые ответственные моменты жизни чрезвычайно подвержен всякой порче, насылаемой со стороны завистников, недоброжелателей. Поэтому страх порчи, грозящий вступающим в брак, заставлял принимать предупредительные меры с помощью того же колдовства и, как подчеркивал Э. Леннрот, «…чтобы злые люди не испортили брачную пару».
Второй после «патьвашки» важный чин при сватовстве отводился женщине – «suajannaiselle» (собственно – карел. наречие), «svuahale» – свахе, бойкой на язык и знавшей все обряды свадебного ритуала. Она должна была помогать «патьвашке» в ведении переговоров с родственниками невесты.
Если о сватовстве было заранее оговорено, сваты смело входили в дом, если же нет, то иногда подолгу ждали на улице приглашения войти в дом. Пройдя в передний угол, сваты садились на боковую лавку; первым садился «tiedoiniekku» – «патьвашка», вторым – жених, за ним – остальные. Сваты сидели, не раздеваясь, только шапки и рукавицы оставались на воронце (полке у входа). Снимать с себя верхнюю одежду не следовало: во-первых, надо было показать, что они засиживаться не намерены, во-вторых, чтобы не мешкая уйти, в случае отказа. Tiedoiniekku и saujannaini нахваливали жениха, его внешность, повадки, хозяйственность, деловитость; с похвалой отзывались о родителях жениха, о его роде, всячески старались убедить родителей невесты принять решение в пользу сватающегося жениха.
Обычно при появлении сватов, девушка уходила в горницу или в клеть (aittah). Проведя некоторое время в переговорах, сваты требовали показать невесту. Приводили девушку; женщина, сопровождавшая невесту, говорила: «Täs teile ruskei kui reboi, valgei kui jänöi, mustu kui suzi, magei kui mezi. Voinnetto ambuo – teijän, etto voinne – meijän» = «Вот вам красная, как лиса, белая, как заяц, черная, как волк, сладкая, как мед. Сможете подстрелить – ваша, не сможете – наша». Сваты отвечали: «Voimmo ambuo» = «Можем подстрелить».
Угощение при сватовстве состояло в основном из чая и пирогов-пряжеников (keitinpiirait), причем пироги эти считались обязательными при сватовстве (ведь и теперь их называют пирогами для зятя): «Пироги жарили, хотя бы корову пришлось продать». Угощение готовилось в присутствии сватов: мать ставила самовар, растворяла пресное тесто и т. д. Невесте полагалось помогать ей. Сваты внимательно следили за тем, как девушка раскатывала тесто на сканцы, пытались мешать ей, подталкивали скалку, подбрасывали в тесто щепки. Девушка должна была сдерживать свое возмущение, отшучиваться. Так проверялись трудовые навыки невесты и ее характер. К распространенным способам испытания относилось угощение сватов чаем, который должна подавать сама невеста; если при подаче чая, она его расплещет, то этот факт относили к «признакам нехозяйственности» невесты.
Были и другие, очень интересные моменты в сватовстве. После угощения хозяйка, по просьбе сватов, вновь накрывала стол чистой скатертью или полотенцем. Сваты снова садились за стол и старший сват или жених с большим достоинством (и даже с бахвальством) доставал из карманов или бумажника и раскладывал на столе деньги, которые он мог предложить невесте и ее родным. Это действо рассматривалось как признак богатства жениха. Поэтому сваты старались захватить с собой как можно больше денег, но, зачастую, родне невесты таким образом «пускали дым в глаза». Недаром бытовала у карел пословица: «Naijes on sieglu d`engua, naiduu ei ole mih sieglua ostua» = «При женитьбе – полное сито денег, а женился – сито не на что купить».
Одним из важнейших моментов сватовства – совет родственников невесты («дума»).
Во время проведения «думы» девушку спрашивали: «Lähtetgo miehele?» = «Пойдешь ли замуж?» – Она выражала согласие тем, что кланялась в ноги отцу и говорила: «Minä lähten» = «Я пойду». Если же девушка была против брака с данным женихом, то говорила: «Süötit tässäh, süötä i edehpäi» = «Кормил до сих пор, корми и впредь».
«На думе» в доме невесты подвергалась тщательному разбору кандидатура жениха, обсуждались его деловые качества – трудолюбие, хозяйственность, а также подробно – экономическое положение семьи жениха.
Сваты с нетерпением ждали, какое решение примет «дума»: отказ или согласие. Отец или брат невесты зажигали перед образами свечу. При отказе девушка входила в избу и говорила: «Спасибо, добрые люди, что честь оказали», гасила свечу и спешила уйти с глаз сватов, т. к. считалось, что они могут испортить «лемби». Для большей безопасности девушка поднималась на чердак и вставала над сенями так, чтобы они прошли под нею, и приговаривала: «Одни сваты – прочь, другие – на место».
Sinä seižot ikkunpiäles,
Hoikan zuavessižen tuan.
Minä päivän pahasmieles,
Sinuu nägemättäh ruan.
En voi piäle sijua suvva,
Eulo undu kogo üös,
Vuotan huondestu ku vuvven,
Konzu sinuu vastuan müös.
Pilvežälgi päivöi pastau,
Nähtä vai ei sidä sua.
Konzu, kuldoi, sinuu vastuan,
Čomem ozutah kai mua.
Älä, kuldoi, minus peittäi,
Sinuu vuottuokseh en voi,
Liipoilindužennu heittäi,
Kevät sinuttah ei roi.
Kuudam kurkettau ku ratas,
Etgo azeta ni mil,
Konzu sinä muhahtatos
Silmil čomil, sinižil.
(Brendojev V.)
Девушка, согласившаяся выйти замуж, кланялась иконам, затем отцу, матери и просила: «Tiezittö süöttiä, tiijättö i andua» = «Умели кормить, умейте и выдать».
Blagoslovikkua nügöi, armahat sündüžet
Blagoslovikkua omil ozažil,
Tühjis ozažis – kaikis suurembah ozah
Annakkua valdu, parahat sündüžet
Sadois ozis vallita kaikis täüzembi
Lähten omil ozažil, kallenet sündüzet
Liikutakkua minul kümmenes ozažes – küllüozain
Родители благословляли ее. Затем пара вставала перед иконами, троекратно крестилась, просила благословение.
Затем начинался еще один обязательный обряд сватовства – Kihlat, по-русски – залог.
Стороны обменивались залогами. Чаще залог от жениха брал отец невесты, тогда как залог от невесты получал жених.
Все обряды, которыми завершалось успешное сватовство, карелы называют – Kihlat.
В предсвадебной обрядности большое значение придавалось обрядовой подготовке жениха
и невесты к вступлению в брак. Им обязательно надо было показываться на людях вместе, кататься на лошадях; жениху полагалось навещать невесту, проявлять к ней особое внимание: приносить гостинцы, на молодежных вечеринках, бесёдах сидеть рядом «парой», танцевать с нею.
Был также обычай обхода невестой родственников и знакомых (это называлось – «ходить невестой») с целью приглашения на свадьбу. Родственники и все приглашенные при этом дарили ей подарки, которые считались собственностью невесты и входили в число приданого.
Период от просватания до свадьбы в доме невесты проходил в спешных приготовлениях даров для стороны жениха: из домотканых и покупных материй шились рубахи, сорочки, юбки, сарафаны и пр. Для одной только свекрови надо было сшить несколько сорочек, не считая других многочисленных подарков.
Из обрядов, относившихся непосредственно к andilas – невесте, обязателен был обряд – neičütkülü (или andilaskülü) – девичьей бани. Невестина баня накануне свадьбы была одним из самых важных обрядов отлучения невесты от родни и важнейшим шагом перехода в новый социальный статус.
Девичью баню следовало топить «легкими» дровами: олонецкие карелы топили девичью баню липовыми дровами, считая, что березовые дрова символизируют «жестокосердие и беспокойство», сучковатые еловые – «кручину приносящие», сосновые неровные – «печальные», ивовые – «тоску наводящие», осиновые – будет «заморозками прихваченная» жизнь. Дрова для бани нельзя было рубить, колоть острыми орудиями, нужно их «ломать мирскими руками да с веселыми песенками». Свадебные веники следовало брать с высоких горочек, ветки ломать средние, а если нижние попадут – тоска будет замужем. Перед баней невесте расплетали косу. Все девушки старались дотронуться до волос невесты, чтобы ее «лемби» перешла к ним. Затем невесте покрывали голову платком и она обращалась к матери с просьбой благословить ее в последнюю девичью баню.
Невесту в баню вели подруги. Старшая женщина и подруги свежим березовым веником парили невесту. Веник украшали лентами или разными цветами «lembivastu» = «веник лемби», – называли его в народе.
После мытья невеста вставала под дымовым отверстием на сковороду (либо в таз) и ее обливали водой, а во многих случаях даже молоком. Эту воду или молоко добавляли затем в тесто для пирогов, предназначенных для жениха и его родни, и еще старшая женщина натирала солью тело невесты со словами: «Kui nämmä suolat kävelläh minus ümbäri, muga i (sulhazen nimi) anna minus ümbäri kävelöü. Kai kuut, kai päivät – ilmazen igažen» = «Как эта соль вокруг меня ходит, так и… (имя жениха) около меня пусть ходит во все месяцы, во все дни, всю жизнь» или «Kui minun higi hibjäh kuivau, muga hänen hengi minuh kuivakkah» = «Как пот на моем теле сохнет, так пусть и душа его по мне сохнет».
Эти обычаи основаны на представлениях о том, что девственность невест обладает огромной живительной, оплодотворяющей силой и может обеспечить плодовитость, богатство тем, кого коснется. Невеста в бане расставалась «Valgei valdaine» = «с белой волюшкой»,
о чем символизировала лента, оставляемая на окошке в бане.
После мытья все девушки вместе с причитальщицей одевали невесту. Мать невесты или приглашенная для проведения свадебных обрядов женщина–плакальщица от имени невесты обращалась к духам хранителям с просьбой простить невесту. Прощение просили у околодомашнего пространства и особенно у реки, поскольку духи воды в Карелии считались самыми сильными. Смысл банного обряда заключался в прощании со своими родовыми духами, соединением с хозяином воды, чтобы дети в браке рождались красивыми и сильными.
Затем, как было принято у олонецких карел, невесту угощали медом.
При выходе из бани девушки забрасывали веник на крышу или, развязав, подбрасывали прутья вверх, чтобы поднять свою «лемби».
По дороге из бани невеста с плакальщицей причитали:
Suuret passibot, kaunehet ihandukset,
Ku ülen hüvät külü – pertižet
Lämmitittö minule tämän
Matkan vastal.
Ülen ilokas oli külüine.
Kai oli minul mieldü müö:
Räkki külüine, lämmin veziine
Pehmei vastaine.
После бани девушки шли в дом невесты, где для нее и подруг устраивалось чаепитие.
К чаю подавались блины, keitinpiirait.
Невеста сидела на почетном месте, на подушке. Часто чаепитие оказывалось началом девичника, а после чаепития приступали к заплетанию косы, в которую вплетались ленты всех подруг и сестер. С такой прической невеста ходила до самого выводного стола.
На девичник (последняя бесёда в доме невесты) собиралась молодежь, звучали песни, проводились веселые игры и танцы, причитала плакальщица и подруги.
Большая часть всех свадебных обрядов совершалась в доме невесты, он так и назывался – svuad'bukodi (свадебный дом).
Обычай требовал, чтобы невеста плакала на свадьбе даже тогда, когда она выходила замуж по доброй воле и за любимого человека. Не плакать невесте считалось неприличным: чем больше она плачет, тем лучше будет ее жизнь в замужестве. Иногда жених пытался запретить причитывания, но старшие женщины, стоявшие на страже обычая, в таких случаях говорили жениху: «Смотри, чтобы ей не надо было плакать, когда за тобой будет, а сейчас пусть плачет, не убудет».
Чаще всего от лица невесты причитывала свадебная плакальщица, которая и руководила «слезливой» свадьбой в доме невесты. Считалось, что от ее магической силы зависело и благополучие будущего брака.
Утро самой свадьбы было хлопотным. С прибытием поезжан (гостей со стороны жениха) в дом невесты был связан целый комплекс обрядовых действий. К ним относился, в частности, обычай впускать поезд жениха в дом не через крыльцо, а через поветь. Известны различные варианты поведения жениха и невесты в момент встречи поезда. Для жениха основными считались два: либо он входил в избу со всеми поезжанами, либо оставался на дворе или повети, ожидая особого приглашения. Первый вариант наиболее типичен, однако, наряду с ним очень широко практиковался второй вариант: жених оставался во дворе или на повети, ожидая особого приглашения. Невеста сама должна была выйти к нему, поцеловать жениха, после чего он вставал с саней, дарил невесте гостинцы вместе с ней шел в избу. В Видлице, например, жених ждал в санях во дворе, и лишь после того, как невеста садилась к нему в сани, въезжал на поветь.
Когда жених с поезжанами входил в дом, tiedoiniekku (патьвашка) наносил кнутом крестообразные удары по дверным косякам и порогу, по полу, лавкам и просто по воздуху – по всему, в чем так или иначе, могла таиться порча.
В карельской свадьбе существовал ряд обычаев и обрядовых действий, основанных на стремлении невесты утвердить свое независимое положение в предстоящей семейной жизни. Для этого, как только жених вступал в избу, надо было посмотреть на жениха сердито, неожиданно для него повернуть его кругом, а чтобы у будущего мужа оказался добрый нрав, посмотреть на жениха сквозь колечко.
Обряды «выводного стола» были связаны рядом ритуалов, которые сопровождали свадьбу.
К приезду поезжан за столом все места были заняты родней, подругами невесты и жених должен был выкупать места. Патьвашка, торгуясь, сначала давал медные деньги; в конце концов, приходилось расплачиваться серебром; в Олонецком районе места выкупались пряниками, конфетами, орехами, кренделями. Если патьвашка видел, что подруги невесты все-таки не выходят из-за стола, выкладывал перед невестой одну за другой связки кренделей. Лишь после того, как невеста находила выкуп достаточным, она раздавала гостинцы подругам и они освобождали стол.
Поезжан угощали пирогами, чаем, водкой. На скатерть ставили свадебный хлеб, иконку, соль. Все гости вставали перед образами и молились. Хлебом благословляли молодых. До сих пор на карельских свадьбах праздничные хлеба (невесты и жениха) оставались нетронутыми в течение всего пиршества в доме невесты; позже, завернутые в скатерть, они увозились в дом жениха.
Говоря о пиршестве в доме невесты, следует остановиться на особенностях поведения жениха и невесты за столом. Совместное кормление жениха и невесты (они должны были откусывать поочередно от одного пирога, чай пить из одного стакана) относилось к соединяющим обрядам и имело символический смысл.
Затем невеста прощалась со своим домом, причитывая. Она просила в прощальных плачах родительского благословения, выпрашивала в приданое икону со стены, корову, овец, одежду, постельные принадлежности, различные хозяйственные товары, мотивируя тем, что все это ей нужно для того, чтобы в доме мужа ее не попрекали. Одной из основных целей прощания невесты с родственниками являлся сбор помощи. Эта цель причитаний четко видна была в причитаниях, обращенных и к прочим участникам свадьбы. Пожилые женщины вспоминают: «Раньше не просто подарки приносили, за них приходилось спину гнуть», подчеркивая унизительный характер церемонии. Тем не менее, такое выпрашивание подарков не считалось зазорным, «пособь» собирали с удовольствием. Поезжане чаще всего дарили деньги, складывая их на тарелку или поднос, которые специально для этого ставились на стол.
Заключительной церемонией в доме невесты являлось «прощание с девичьей волей». Невеста символически передавала свою – «neičütvaldu» – девичью волю – (ленту) незамужней сестре или любимой подруге.
Затем на невесту надевали обычные для карельской женщины наряды: рубаху (räččin), юбку (jubku), сарафан (kotoš), передник (peredn`iekku), шейный платок (kaglupaikku) и рукавицы (kindahat). В последнюю очередь надевали головной убор, сверху повязывали косынку и, наконец, полностью накрывали голову большим платком. Обряд одевания невесты совершали на шубе – для благополучия ее будущей семейной жизни.
Потом шло одаривание представителей жениха подарками. Первый подарок, как полагалось, – патьвашке (колдуну). Дружкам дарили полотенца и сразу повязывали полотенца через плечо; холостых – обвязывали подруги невесты, женатых – жены, за что дружки целовали их. Женщинам из числа поезжан дарили платки и ткань (чаще всего ситец) на сарафан, на платье, на кофту, на рубашку. При одаривании поезжан было принято хвалить невесту. Основная же часть подарков родственникам жениха раздавалась позднее – после перехода новобрачной в дом будущего мужа.
Одна из картинок красивой карельской свадьбы – «kačotus (kaččoizet)» – смотрины невесты. Невеста с подругами и вся ее родня становились в ряд неподалеку от входной двери, напротив вставал жених со своими поезжанами. Затем стороны начинали сходиться, но сближение постоянно прерывалось горячими и долгими пререканиями, просьбами и отговорками, уговорами и отказами, так как стороны рядились из-за каждого вершка пути, спорили о том, чей черед продвигаться. В конце концов, жених и невеста оказывались друг перед другом. Смотрины завершались тем, что жених сажал невесту рядом с собой за стол. Сажали пару на подушку, которую специально подавали к этому моменту. Следует отметить, что молодых к свадьбе готовили знахари, одевая на молодых обереги, такие как рыболовную сеть, булавки, песочные камушки.
Наконец, все необходимые обряды исполнены, пиршество выводного стола закончено.
У олонецких карел не было больше никакого обряда по выдаче невесты. По окончании трапезы и сопутствующих выводному столу обрядов свадебники одевались, молились и шли один за другим вокруг стола. Патьвашка шел первым, за ним за руку жених с невестой, за ними – поезжане и, наконец, провожатые. Проходя мимо солонки, каждый брал щепотку соли и клал в рот – «от порчи». Стол обходили кругом трижды, по солнцу. Закончив обход стола, патьвашка, размахивая кнутом налево и направо, направлялся к выходу. Все отступали, остерегаясь ударов кнута. Переступая порог, жених и невеста старались не задеть его своей одеждой во избежание порчи.
Свадьба выходила из дома, лошади уже стояли запряженными. Однако прежде чем отправиться в путь, следовало совершить еще один важный обряд – «svuad'ban varotus» – отпуск свадьбы, который выполнял патьвашка – tiedoiniekku. Он брал три маленьких камушка, клал их треугольником на землю и накрывал сковородой. Поезжане собирались вокруг оберегов. Каждый ставил правую ногу на сковороду и все вместе прижимались головами. Патьвашка брал в правую руку топор (в олонецком районе косу или серп), в левую – горящие лучины, нож – в зубы, кланялся на северо-восток и начинал обходить вокруг поезжан с восточной стороны, чертя борозду по земле. Делал это трижды, крестясь после каждого круга на восход солнца, при этом читал заговор. Затем жених должен был поднять невесту и посадить в сани, в тарантас или в лодку. Свадьба в доме невесты заканчивалась.
По пути следования свадьбы часто возникали препятствия – aijat. Через дорогу протягивали веревки или жерди, украшенные лентами, тканями, полотенцами. Согласно обычаю, свадебный поезд останавливался, чтобы одарить устроителей препятствия.
Встреча молодых и всего поезда в доме жениха – важный момент свадьбы. Молодых обычно сразу завозили или вводили на поветь; было принято для встречи молодых расстилать на крыльце или на повети холст, ситец либо сукно, которые протягивали дорожкой до самого порога избы. По ней могли идти только молодые. Встречали молодых в вывернутой наизнанку овчиной шубе, обсыпали новобрачных ячменем с куриным пером. Мать жениха выходила
с чашей ячменя навстречу молодым и пока они поднимались по лестнице, бросала в них троекратно зерно, приговаривая: «En külvä ozrua, külvän ozua» = «Не жито (ячмень) сею, счастье сею».
Вторым важным действием, сопровождавшим встречу молодых, было благословение их матерью жениха. Непременные атрибуты этого обряда – хлеб, соль и икона. Хлеб троекратно прикладывали к головам жениха и невесты. Сами же молодые кланялись при этом. Затем все проходили в дом. Новобрачных сажали за стол, опять-таки на подушку или на шубу.
Невеста, чтобы не оказаться в полном подчинении мужа и особенно его родни, должна была, переступая порог избы, тихо сказать: «Hukku pertih, lanbahat laučan al» = «Волк в избу, овцы под лавку».
Войдя в избу, молодая бросала заранее положенную в рукавицу серебряную монету на печь или в запечье. Это обрядовое действие осознавалось как покупка невестой «места» (или «земли») в доме мужа. Невеста украдкой высыпала (иногда просто на пол) золу из очага родительского дома; обычай этот преследовал цель – обеспечить невесте при вступлении ее в чужую семью защиту и поддержку со стороны духа родительского очага и, «чтобы молодуха не скучала по дому». На стене, там, где сидели новобрачные, укрепляли принадлежащие им иконы (или хотя бы одну невестину), по верху весили полотенце.
Стол в доме жениха назывался tulostola – приводной стол. Угощение начиналось с чаепития. После чая приступали к обеду (ужину). Кушанья на стол подавала мать жениха. Ей помогали родственницы. Каждое новое блюдо сопровождалось поклонами невесты. Отец жениха потчевал гостей, он же угощал их вином. Следует отметить, что молодые за общим столом обычно не ели, для них отдельно готовили стол (была примета, что за общим столом можно получить порчу). Патьвашка троекратно потчевал новобрачных ложкой каши, после чего молодые должны были есть одной ложкой и откусывать от одного куска хлеба: «Чтобы жили согласно и дружно».
Выделялся обряд – «сбор на чарку». Подносили вино новобрачные; невеста держала поднос с двумя рюмками, жених наливал вино. Приглашенные отказывались пить – мол kargei on – горькое – или toppu on – соринка попала, – и лишь после того, как молодые целовались, выпивал рюмку, кладя на поднос деньги (от гривенника до рубля).
У олонецких карел, кроме сбора на чарку, был еще один обряд собирания подарков новобрачными – tervehüsstola – «поздравительный стол». Основные действия этого стола – благословение и одаривание новобрачных. Под воронцом устанавливался особый стол, на который клали хлеб с солью, икону и пустую тарелку. Молодые вставали за стол, к ним поочередно подходили родственники жениха, начиная с отца и матери. Каждый из гостей поздравлял молодых, высказывал пожелания, оставлял деньги на подносе. «Поздравительный стол» и «сбор на чарку» всегда затягивались, но именно эти обряды отображали общественное признание заключенного брака: «Olgua tervehennü da eläkkiä hüvin» = «Будьте здоровы да хорошо живите».
Затем шел обряд окручивания невесты, распущенные волосы заплетались в две косы, и тут символически andilas (невеста) превращалась в mučoikse (молодуху).
Был у карел обряд смотрины молодухи, когда снималась фата и все хвалили молодуху. Для новобрачных хваление служило всеобщим признанием их брака, а для молодухи – признание ее новым членом семьи.
И как всегда звучали песни, музыка, танцевала молодежь. По окончании пиршества молодые выходили на середину избы и прощались с родственниками. Приводной стол завершался уводом молодых спать.
Брачное ложе устраивалось в отдельном не отапливаемом помещении, в клети (aitas), где молодым приходилось спать независимо от времени года по крайней мере первые три ночи. Провожали спать молодых женщины, причем только те, у кого были дети. Был обычай занимать постель и уступать ее молодым только после выкупа. Молодых оставляли на ночь одних, совершив очередной обряд оберега: tiedoiniekku посохом обводил или ударял крестообразно магическим кнутом и по одеялу, и по двери, и по косяку комнаты, где оставались молодые.
Важное место в обрядах второго дня занимало угощение; чаще всего это был скромный обед. В конце обеда на стол подавали овсяный кисель и новобрачный должен был первым отведать его. Если он зачерпывал ложкой немного киселя с края тарелки и ел, то и все, глядя на него, принимались есть; если же он брал кисель с середины тарелки, поворачивал и оставлял или даже бросал ложку, то это означало, что в жены он взял не девственницу. Гости киселя не ели, а все родственники невесты и сама она считались опозоренными.
На второй день происходило еще одно одаривание родственников мужа. Дары дарила сама молодуха и ее крестная. Вручение подарков сопровождалось поклонами. Наиболее ценные подарки вручались близким родственникам мужа, и в первую очередь его матери и отцу, крестной и крестному; все родственники мужа должны были получить подарки – хотя бы ленту для косы или пояс.
И в послесвадебные дни молодуха преподносила подарки свекрови; эти подарки были связаны с хозяйственными делами и являлись платой за посвящение в обязанности члена семьи: когда молодуха в доме мужа впервые бралась за квашню (taigin), она должна была накрыть ее платком или полотенцем, предназначенными в подарок свекрови. Отправляясь впервые доить коров, покрывала подойник сороккой или платком – также в пользу свекрови. Даже для того, чтобы ввести в хлев свою корову, полученную в приданое, полагалось привязать к ее рогам или дверной скобе полотенце или кофту для свекрови. На второй день свадьбы невеста проходила испытания на хозяйственные дела – ношение воды, подметание избы, во время которых присутствующие старались сильно насорить.
Обряды второго дня завершались отъездом провожатых и прочих свадебников. На этом свадьба заканчивалась. Начиналась совместная будничная жизнь молодой семьи, в которой, как известно, были и радости, и горести, вечные заботы и хлопоты о родителях, детях, доме, домашнем хозяйстве.
|
| Категория: История Сямозерья | Добавил: ADMIN (20.04.2011)
|
| Просмотров: 7762
| Рейтинг: 0.0/0 |
Добавлять комментарии могут только зарегистрированные пользователи. [ Регистрация | Вход ] |
|
|
